Логос – законы природы — справочник студента



Подробности Категория: Логос Создано: 2010-05-04 slega Просмотров: 4079

Название: Логос 1991–2005. Избранное: В 2 т. Т. 1 В. В. Анашвили, А. Л. Погорельский (сост. серии)Издательство: М.: Издательский дом «Территория будущего»Год: 2006Страниц: 696PDF 2,44 МбКачество: отличноеЯзык: РусскийISBN 5–91129–005–7Серия: Университетская библиотека Александра Погорельского

Журнал «Логос» выходит уже 15 лет.

Это первый на постсоветском пространстве «независимый» философский журнал — независимый от какой-либо институции, которая диктовала бы нам состав редакционной коллегии, содержание и тематику «Логоса», но и от гарантированного финансирования проекта из одного источника.

«Логос» на протяжении своей истории печатался существенно различающимися тиражами и распространялся по различным, часто не пересекающимся от номера к номеру, магазинам и торговым сетям. Двухтомник, который представляется вниманию читателя, призван частично решить эту проблему.

Содержание

Герберт Шнедельбах. Университет Гумбольдта .7

Социология знанияГерберт Шнедельбах. Университет Гумбольдта .11Джозеф Бен-Дэвид, Ренделл Коллинз. Социальные факторы при возникновении новой науки: случай психологии 26Виталий Куренной. Философия и институты: случай феноменологии .54Мартин Куш. Победителю достается все. Философия жизни и триумф феноменологии 84Жан-Луи Фабиани. Философы республики 127

• Историко-философские исследования
• Публикации
• Язык, литература, кино
• Интеллектуальные биографии

Кевин Маллиган. Точность и болтовня. Глоссы к парадигматическим противопоставлениям в австрийской философии .169Роман Громов. Антон Марти. Философия языка брентановской школы 197Инна Шпилевская. Дэвид Юм. «Человеческая природа» в перспективе нормы и патологии .236Михаил Гарнцев. Проблема абсолютной свободы у Декарта 251Эрнст Тугендхат. Введение в аналитическую философию языка. Лекции 258Александр Малинкин. Макс Шелер о реформе высшего образования в Веймарской республике .293Макс Шелер. Университет и народный университет .305Виталий Куренной. Предисловие к публикации 352Адольф Райнах. О феноменологии. Доклад, читанный в Марбурге в январе 1914 года 355Виталий Куренной. Философия боевика .379Наталья Нусинова. Семья народов. (Очерк советского кино тридцатых годов) 389Татьяна Дашкова. Визуальная репрезентация женского тела в советской массовой культуре 30-х годов 410Борис Гаспаров. Развитие или реструктурирование. Взгляды академика Т. Д. Лысенко в контексте позднего авангарда (конец 1920–1930-е годы) .444Ольга Эдельман. Легенды и мифы Советского Союза 464Борис Гаспаров. Лингвистика национального самосознания. (Значение споров 1860–1870 гг. о природе русской грамматики в истории философской и филологической мысли) . 482Сергей Зимовец. Нехватка субъективности. От ней все качества 508Джон Джозеф. Язык и национальная идентичность 515Майкл Биллиг. Нации и языки 551Джозеф Брент. Чарльз Сандерс Пирс: жизнь . 585

Борис Домбровский. Казимир Твардовский: жизнь и учение . 647

Источник: https://Platona.net/load/zhurnaly_po_filosofii/logos/zhurnal_logos_1991_2005_izbrannoe_v_2_t_t_1/68-1-0-573

Логос — законы природы

Логос — понятие, использованное Гераклитом для обозначения универсальных закономерностей, которым подчиняется все существующее в природе. Логос — это то, «согласно с чем все происходит», то, с чем все беспрерывно связано — мировой закон, «совместное», чему нужно подчиниться.

Однако, к сожалению, как свидетельствует Гераклит, люди в большинстве своем глухи к прописным истинам и неспособны присоединиться к Логосу: Логос, существующий вечно, не воспринимаемый люди, ни до того как его услышат, ни уже услышав; хотя все происходит в соответствии с этим логосом, они ссылаются на интуицию, даже сталкиваясь с такими словами и делами, о которых я веду речь, раскладывая каждое в согласии с природой и показывая, как дело делается».

Поэтому, по мнению Гераклита, безграничность души обусловлена не только неисчерпаемой глубиной свойственного ей логоса, а и способностью его в себе выращивать.

Механизмы психики человека

Механизм — орудие, приспособление, благодаря которому объединяются в целостность органы и системы человека для передачи и преобразования энергии и информации в процессе деятельности.

И. М. Сеченов еще в 1878 г отводил понятию «механизм» важную роль в психологии и утверждал, что мысль о машинное™ работы мозга — клад для натуралиста. А. А.

Ухтомский эту мысль конкретизировал: тело человека является не единым, однообразным механизмом, и не монотонной машиной, но множеством машин и механизмов, которые калейдоскопически сменяют друг друга в зависимости от условий работы в каждый отдельный момент.

• Исходя из этого, можно определить и состав механизма психики человека.
• А именно:
• отражение — проектирование — опредмечивание
• Психическое отражение характеризуется системой функций как регулятора деятельности человека.
• Во-первых, психическое отражение имеет активный характер, оно связано с поиском и отбором адекватных условиям среды способов действий.
• Во-торых, психическое отражение имеет опережающий характер, обеспечивает предвосхищение в деятельности и поведении человека.
• В-третьих, каждый психический акт является результатом действия объективного через субъективное отражение, через человеческую индивидуальность, и налагает отпечаток своеобразия на его психическую жизнь.
• В-четвертых, в процессе деятельности психическое отражение постоянно углубляется, совершенствуется и развивается.

Проектирование. Основная функция проектирования — упорядочивание и гармонизация содержания отражения соответственно цели действий или деятельности человека.

Процесс проектирования — это совокупность и последовательность умственных или психомоторных действий, в результате которых создаются образы, схемы или знаковые системы — теории строения материальных предметов или действий машин, сооружений, их узлов, а также собственных действий, ведущих к решению теоретических или практических задач.

Но перед человеком открывается возможность конструировать и создавать предметы и явления из элементов известного и осознанного — в пределах потенциальной выполнимости.

Январь 24, 2019 Общая психология, психология личности, история психологии

Источник: https://psihologia.biz/psihologiya-psihologiya-obschaya_693/logos-zakonyi-prirodyi-32507.html

Логос – законы природы

Наименование параметра	Значение
Тема статьи:	Логос – законы природы
Рубрика (тематическая категория)	Гуманитарные дисциплины
Articles-ads

Что такое Логос

Понятие

Термин древнегреческой философии – ʼʼЛогосʼʼ – одновременӊο означает ʼʼсловоʼʼ и ʼʼсмыслʼʼ.

В язык философии ϶тот термин был введен Гераклитом и использовался обозначения универсальных закономерностей, которым всœе сущее в природе подчиняется. Внешняя созвучность термина с житейским обозначением человеческого ʼʼсловаʼʼ использовалась Гераклитом того, чтобы как иронический парадокс показать пропасть между Логосом как законом бытия и речами людей, совершенно ему неадекватными. Философ говорит о том, что, как и подобает Слову, Космический Логос ʼʼокликаетʼʼ людей, но они, если и услышат ϶то, не методны ᴇᴦο схватить и постичь.

Гераклит с сожалением свидетельствует, что в большинстве своем люди оказываются глухи к прописным истинам и присоединиться к Логосу неметодны.

Термин ʼʼЛогосʼʼ в античнои̌ философии очень многозначный и имеет глубокое содержание. Еще раз напомним, что с однои̌ стороны он означает ʼʼмысльʼʼ, ʼʼсловоʼʼ, а с другой позиции – ʼʼсмыслʼʼ вещи или события. Получается двузначность: мысль и смысл.

Подобная двузначность обнаруживается и в славянских языках. По-древнерусски ʼʼмудростьʼʼ означает вещь, получается, что вещий – ϶то тот, кто знает мудрость вещей, например, Вещий Олег. Вещь, речь, мудрость ϶то органически связанные между собой понятия и реалии, а Логос – ϶то Всеобщее, Универсальное, Единое в природе, обществе, мышлении.

Если принять существование единои̌ сущности всœех вещей, как единство всœех космических взаимодействий, тогда Логос и будет сущностью и внутренним законом каждой вещи. В ϶том случае человека следование Логосу и будет являться следование своему внутреннему закону.

Точки зрения разных мыслителей

В учении Гераклита отражается ещё и физичный аспект Логоса определением ʼʼСлова-Мысли-Законаʼʼ, обладающᴇᴦο чертами всœеобщности. Гераклит пытается отразить вкладывал в понятие Логоса как процесса, объективное упорядочение действительности посредством Мысли-Слова, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ нашло свое выражение в законах природы.

Гераклит отождествляет в своих пределах бытие и сознание, по϶тому у нᴇᴦο легко уживается логическая и физичная часть Логоса. Он считает Логос той точкой, в которой бытие и мышление тождественны. Через соприкосновение с Логосом философ отождествляет собственное мышление с бытием, познавая ᴛᴇᴍ самым истину.

Исходя из всᴇᴦο выше сказанного, мы приходим к выводу, что собственную истину Логос обретает в учении Гераклита, который внес в свою теорию качественную характеристику, открыв категорию качества, необходимую при описании явлений на их сущностном уровне.

Своя вариация Логоса есть у Анаксимандра, который утверждает, что рождение качественного и множественного происходит ᴎɜ бескачественнои̌, беспредельнои̌, неопределеннои̌ смеси. Анаксимен – ещё один представитель милетской школы, считал, что роль первоначала выполнял воздух.

Влияние Логоса более определенную роль начинает играть в эпоху пифагореизма. В ϶то время, чтобы разобраться, каким образом происходит мера всœех вещей, было решено, жестко привязать решение проблемы к отождествлению с числами. Логос в ϶том вопросе начинает проявлять себя как явная информационная программа разворачивания Вселеннои̌ в числовых выражениях.

За первооснову мира, отражающую принцип всœеобъемлющей абсолютнои̌ единичности, взяли монаду (единицу). Посредством Логоса, сообразно числам, Космос начинает разворачиваться вовне. Числами пифагорейцы фиксировали этапы рождения и упорядочивания бытия.

Еще одна мировоззренческая концепция принадлежит Эмпедоклу. У нᴇᴦο роль ʼʼодногоʼʼ выполняет Сфайрос, а ʼʼмногоеʼʼ выполняет реальное множество стихий: вода, воздух, земля, огонь.

Главная задача Эмпедокла заключалась в устранении разницы между отвлеченным логическим мышлением и физическими явлениями, которые воспринимаются чувствами.

В ᴇᴦο мировоззрении присутствует идея Логоса, приобретающая свой колоритный характер. Разницу между идеей и чувственно воспринимаемой вещью необходимо сократить, по϶тому он прибегает к традиционным стихиям.

Они появляются ᴎɜ Сфайроса пуᴛᴇᴍ обособления, а в результате рождается множественность и качественная определенность.

Сила ненависти приписывалась творчеству и порождению, как разделяющая и упорядочивающая множественность. Сила Любви всœе объединяла в единое бескачественное вещество. Эмпедокл считал всœе вещи смесями четырех стихий в разных пропорциях, по϶тому ᴎɜ качественных стихий получались качественные вещи.

И у Эмпедокла Логос ниточкой связывает ʼʼодноʼʼ до чувственно воспринимаемых вещей через основу всœех вещей в виде четырех качественных стихий. Чувственно воспринимаемые вещи то оказывались видимостью сложного смешения первопричин.

Из-за упора на категорию случайности Логос у нᴇᴦο оказывается сильно размытым. Случайно перемешиваясь, стихии образуют конкретные вещи, где роль Логоса заметно понижается.

В сферу иудейских и христианских учений понятие ʼʼЛогосаʼʼ вошло у давно и было переосмыслено как слово личного и ʼʼживогоʼʼ Бога, окликавшᴇᴦο этим словом вещи и вызывающᴇᴦο их ᴎɜ небытия.

Так, например, Филон Александрийский считал Логос ʼʼобразом Богаʼʼ. Христианское значение термина определено начальными словами Евангелия от Иоанна – ʼʼВначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Богʼʼ. Земная жизнь Иисуса Христа интерпретируется как воплощение и ʼʼвочеловечениеʼʼ Логоса. Он принес людям откровение, и Сам был этим откровением.

Благодаря понятию ʼʼЛогосаʼʼ гераклитовская картина мира сохраняет стабильность и гармонию при всœей своей динамичности и катастрофичности.

Проблема философов: как объединить мир и человека, а в человеке объединить ᴇᴦο тело и дух? Как в понятии первоначала объединить человеческое и природное? Необходим был такой принцип, который объединял бы любое тело, включая тело человека, и с телом не связано, и у названо античными мыслителями душой. В дальнейшем поиски универсального единства мира и человека во всœей культуре приобретут более четкие очертания и выльются в проблему бытия.

Логос – законы природы — понятие и виды. Классификация и особенности категории «Логос – законы природы»2018-2019.

Источник: http://referatwork.ru/info-lections-55/gum/view/23495_logos_zakony_prirody

Борьба за Логос

В. Ф. ЭРН

Борьба за Логос

ОПЫТЫ ФИЛОСОФСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ

Посвящаю эту книгу дорогой жене

Посвящаю эту книгу дорогой жене

ПРЕДИСЛОВИЕ

Чтоб облегчить читателю понимание самой сущности нижеследующих статей, я кратко выясню, чтó я разумею под словом логос и почему, выпуская в свет свою книгу, даю ей воинственное заглавие: борьба.

В слове логос для меня объединяются все особенности той философии, которая основательно забыта современностью и которая мною считается единственно истинной, здоровой, нужной.

Λόγος — есть лозунг, зовущий философию от схоластики и отвлеченности вернуться к жизни и, не насилуя жизни схемами, наоборот, внимая ей, стать вдохновенной и чуткой истолковательницей ее божественного смысла, ее скрытой радости, ее глубоких задач.

Если рационализмом называется философия, которая сознательно избирает органом своего исследования ratio, т.е. формальный рассудок, оторванный от полноты и бесконечного многообразия жизни, то позволительно назвать логизмом такую философию, которая отрицает рационализм в самом корне, которая избирает органом своих постижений Λόγος, т.е.

разум, взятый вне отвлечения от живой и конкретной действительности, ей сочувственный и ее имманентно проникающий. Логос есть коренное и глубочайшее единство постигающего и постигаемого, единство познающего и того объективного смысла, который познается.

Истина этого первоначального единства была открыта великой эллинской философией и с незабвенной силой возведена на новую ступень сознания в глубоком умозрении и глубочайшем внутреннем опыте христианства. Развивая отдельные стороны логистического миропонимания, я сознательно определяю, таким образом, свою философию как философию христианскую.

Отсюда понятно, почему за логизм приходится бороться. Высшие ценности, величайшие святыни — возбуждают и самую ожесточенную борьбу. Дух самоутверждающейся гордыни, дух времени и большинства — всегда восстает против таинственной истины воплощения Слова.

Для того чтоб пронести святыни логизма сквозь строй современного мышления, нужна борьба не на жизнь, а на смерть; нужно оружие стальной неумолимо отточенной логики.

Вот отчего пафос борьбы проникает всю книгу. «Смерть зови на смертный бой». Если б я не видел в рационализме — этом кумире современности — смерти и величайшей духовной опасности, я бы не боролся с ним столь настойчиво и упорно. Но, я думаю, чуткое ухо сквозь ожесточение «логической» борьбы расслышит и иные мотивы моего философствования: мою веру и мою любовь.

2 марта 1911 г.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРАГМАТИЗМЕ

• Vernunft fängt an zu sprechen.
• Und Hoffnung wieder an zu blühn.
• Man sehnt sich nach des Lebens
• Bächen.
• Ach nach des Lebens Quellen hin.

Goethe. Faust I.

Καί αυδεις βάλλει οινιν νέον εις αοκους παλαιούς.

Κατα Μαρκον, 2, 22

1. Vernunft fängt an zu sprechen.
2. Und Hoffnung wieder an zu blühn.
3. Man sehnt sich nach des Lebens
4. Bächen.
5. Ach nach des Lebens Quellen hin.

Goethe. Faust I.

Καί αυδεις βάλλει οινιν νέον εις αοκους παλαιούς.

Κατα Μαρκον, 2, 22

Прагматизм явление интересное.[1] На современном философском безрыбье, когда и Саул во пророках, когда ремесленные производители философской бижутерии переполняют кафедры и книжные рынки, — прагматизм по праву обращает на себя почти всеобщее внимание и по праву может быть назван тем «раком», который многие охотно примут за настоящую «рыбу».

От полных учености, трудолюбия и методического упорства книг современных немецких философов с удовольствием переходишь к творениям прагматистов, полных свежести, даровитости и какого-то философского «кислорода».

С таким удовольствием после упорного дня, проведенного в книгохранилище, выходишь на оживленную улицу, испещренную огнями, загадочную непрерывным мельканием незнакомых лиц.

Прагматизм родился под счастливой звездой. Не успел он еще вылупиться из яйца и как следует осмотреться в этом мире, как во всех частях света его стали чествовать приветствиями, статьями, критикой, опровержениями. Это ему очень на руку.

Быть может, прагматистам не нашлось бы никакого специального дела, никакого истинного πραγμα, им одним свойственного, из их философии вытекающего; но журнальный шум, ознаменовавший рождение прагматизма, спас новорожденных прагматистов от возможного безделья и доставил им много, впрочем, самого обыкновенного дела: корреспонденцию, полемику, разъяснения, пропаганду и тому подобные принадлежности всякого живого литературного движения.

Кислороду тут много. Живость прагматического движения поистине американская и внушает даже какие-то нефилософские мысли.

Но вот в чем вопрос: есть ли у прагматизма реальная сущность? Есть ли в нем хоть одно новое слово, которое сообщило бы ему действительно оригинальную физиономию? Которое утвердило бы его права не только в европейско-американских общественных настроениях, но и в царстве благородных мыслителей, открывавших новые точки зрения, созидавших новые философские ценности? В своей попытке ответить на этот вопрос я остановлюсь лишь на Джемсе, бесспорно самом крупном и самом значительном прагматисте, но все сказанное — именно потому, что Джемс самая большая сила прагматизма, — a fortiori будет относиться и вообще ко всему прагматизму.

I

В прагматизм попадает лишь кусочек Джемса — прагматизм случайное одеяние Джемса, — а сам он, душа его бесконечно значительнее, бесконечно глубже и сложнее прагматизма.

Автор «The principles of psychology», автор «Многообразия религиозного опыта» — как редко одаренная личность, как окрыленная поистине философским Эросом натура, не может исчерпаться и адекватно выразиться в эклектическом и по существу неопределенном прагматизме.

Он придает чарующую прелесть прагматизму. Под его пером прагматизм блещет всеми красками жизни, переливается трепетом и тревогой мирового искания. Нельзя всей душой не откликаться на его речь, сдержанно-вдохновенную, питаемую внутренним огнем и сердечным жаром. Обаянию личности Джемса поддашься невольно и безраздельно.

Но прагматизм? Можно ли прагматизму уделить хотя частицу восторга, непрерывно называемого Джемсом? Отставьте Академию от Ломоносова — и в Академии останутся лишь стены да мебель. Отставьте прагматизм от Джемса, и в прагматизме останется беспринципный хаос самых разнообразных философских отрывков.

Софистический релятивизм, столь характерный для прагматизма, заимствуется прямо у современных европейских философов.

Софистический релятивизм есть болезнь современного духа, захватившая десятки мыслителей, имеющая огромную сферу действия, и прагматизм, всецело принявший эту болезнь внутрь себя, быть может и поступил очень «практично», ибо поплыл по течению, но этим лишил себя всякой идейной оригинальности.

Прагматизм эклектичен, не созидает новых точек зрения, не имеет ни одного творческого fiat, которое отличает всех великих мыслителей; он в идее своей лишь гид, путеводитель, имеющий целью лишь ориентировать. Задача все же почтенная, но, к сожалению, этот гид себе на уме и, как всякий гид, норовит провести мимо истинных сокровищ духа и останавливает перед банальностями.

Джемс, извлекающий из прагматизма столь сильные звуки, подобен самородку, который передает свою великую душу через три самодельные струны, но заставьте играть на этих трех жалких струнах другого, самого гениального музыканта — и эти струны будут бессильно бренчать. Очевидно, инструмент не годится. Вечно новое вино философского Эроса вливается Джемсом в мехи старые, обветшавшие. Что ж, вино это будут сбирать те, у кого мехи поновее, а концепции Джемса — его случайный философский костюм — будут сданы в архив.

II

Если б Платон, не встретив Сократа и не нашедши себя, остался при точке зрения Протагора и свою великолепную писательскую деятельность посвятил пропаганде протагоровского релятивизма, он все же остался бы Платоном. Изложение его было бы страстным, блестящим, божественно отражающим конкретность и сложность жизни.

Отчего происходит это? От исключительной одаренности Джемса.

Помимо живости писательского темперамента, помимо яркой художественности изложения (увы, столь редкой среди философов!), Джемс достигает подобного эффекта одним замечательным качеством: он непрерывно колеблется в своих точках зрения, он непрерывно меняет позиции и делает это с такой увлеченностью, с таким неподдельным чувством, что ни одному доверчивому читателю не придет в голову обвинить Джемса в перемежаемости точек зрения. Но попробуйте проанализировать цепь его утверждений, и вы увидите, что связана она не логической мыслью, а психологической цельностью его личности. Отсутствие метода полное! То он психологист, уверенный, что достаточно в ярких, но схематичных чертах набросать психологию данного типа мышления, чтобы этим самым произвести оценку его объективной значимости. То он мистический интуитивист, бросающий ослепительный афоризм и уверенный, что достаточно высказать мысль, а в аргументации она не нуждается. То он фанатик научности, боготворящий факты как факты, желающий быть объективно, универсально фактичным, а то вдруг, вопреки всякой науке, с произвольностью явного субъективиста перемещает огромные факты и колоссальные группы фактов в истории мысли и философии. Джемс в тревожном течении своих мыслей — импрессионистичен, и если бы не яркая, цельная личность — мировоззрение его разорвалось бы на несколько почти не соприкасающихся между собой рядов.

«Для человека, когда-либо смотревшего на лицо своего мертвого ребенка или отца, один тот факт, что материя сумела на время принять эту драгоценную форму, должен был бы сделать материю навсегда священной».

«Для человека, когда-либо смотревшего на лицо своего мертвого ребенка или отца, один тот факт, что материя сумела на время принять эту драгоценную форму, должен был бы сделать материю навсегда священной».

Эти слова мне представляются прекрасным мраморным изваянием. В них бесконечная глубина сочетается с яркой конкретностью формы. В них истинная душа Джемса, душа всечеловека, молитвенно-религиозная. Тысячи верст, океан, иная культура, религия — все исчезает прочь, и слова эти кажутся рожденными в нашей душе.

Кто чувствует силу слов, кто ощущает жизнь порожденной мысли, тот может представить, как мысль эта растет, развивается, становится цельным, прекрасным мировоззрением и подобно готического храму тянется к небесам. Это один из полюсов в настроении Джемса.

С недоумением, почти с ужасом, немногими страницами ниже вы натыкаетесь на новый, опять блестящий афоризм: «Дарвинизм показал колоссальное мотовство природы». Джемс поступает благоразумно. Никто не сможет уличить его в формальном противоречии.

Но неужели эти слова после тех не кажутся каким-то вопиющим опровержением? Там материя была признана священной, навсегда священной, таинственной в своем бессознательном благородстве. Тут природа, вся природа обзывается колоссальным мотом, разоблаченным в своей непривлекательной сущности. В этих словах другой Джемс, с англосаксонской примитивностью мысли, породившей явление дарвинизма.

Чуждо звучит это дерзкое утверждение Джемса еще потому, что в нем он догматичен, он абсолютен, он трансцендентен и категоричен в полном несоответствии с общим, агностически-релятивистическим и условным характером прагматизма.

Навсегда священная «материя» и «колоссальное мотовство природы» — разве это не две явно различные и исключающие друг друга позиции в отношении одного и того же предмета? Я лично не против чистого импрессионизма. Но и импрессионизм должен быть верен себе и не связывать себя с столь чуждым ему прагматизмом.

III

Что такое прагматизм? Каков его raison d'être? Он хочет быть новым методом разрешения старых «проклятых» вопросов. Для прагматиста globus intellectualis современного человечества представляется в виде чудовищного лабиринта, из которого нужно найти выход. Прагматизм и рекомендует себя как прекрасного, опытного и практичного проводника по этому лабиринту.

Ариаднина нить — в прагматическом методе.

Позвольте, однако, метод. Покажите ваш замечательный, ваш изумительный метод. Не обман ли, не самообман ли все его волшебные свойства? Вы говорите: «прагматический метод — это прежде всего метод улаживания философских споров, которые без него могли бы тянуться без конца»…

«Прагматический метод пытается истолковать каждое мнение, указывая на его практические следствия. Какая получится для кого-нибудь практическая разница, если принять за истину именно это мнение, а не другое?..» «Теории становятся орудиями».

Вместо логической точки зрения на истину направляется, как семидюймовое орудие, точка зрения «инструментальная». Страшно за истину!

Источник: https://predanie.ru/book/73497-borba-za-logos/

Логос — древо

Статья из энциклопедии «Древо»: drevo-info.ru

Ло́гос, философское понятие.

Греческое λόγος первоначально означает речь или слово со стороны как внешней формы, так и содержания речи, ее смысла или мысли, связывающей отдельные ее части. В философии λόγος первоначально означал «рассуждение» как в объективном, так и в субъективном смысле, т.е. как слово о каком-либо предмете, так и способность рассуждения вообще.

По Гераклиту, вся природа устроена согласно «истинному рассуждению», открытие которого составляет задачу философа.

Уже у Гераклита мы находим основное положение позднейшего идеализма: если природа познаваема «истинным рассуждением», или Логосом, если она сообразна ему, то, значит, в самом основании ее лежит разумное начало, логос; иначе объективное познание немыслимо. Самая субъективная способность познания или рассуждения производится Гераклитом из всеобщего логоса, или «смысла» всей природы.

По мере развития умозрения философский логос становится все более и более отвлеченным.

Природа вещей отлична от того, что нам представляется; «сущее» отлично от «явления»: первое постигается только нашей мыслью или рассуждением, второе воспринимается нашими обманчивыми чувствами.

Отсюда элейские философы с Парменидом во главе противополагают истинное сущее, как постигаемое одним умом, ложному явлению, мысль отвлекается от явления и противополагается ему в своей диалектике.

Действительность, как она существует, не тождественна с нашими понятиями, точно так же, как она не тождественна с нашими чувственными представлениями и восприятиями. В связи с этой диалектикой, а также с развитием греческой словесности вообще, возникает формальное изучение «искусства слова», т.е. риторики и диалектики.

посредством указания некоторых всеобщих и объективных норм в самом принципе человеческого слова — в нашем познающем рассудке. Такою нормою или началом является, как это указал Сократ, самая логическая мысль, самое понятие.

Возводя все человеческие «речи» — суждения и рассуждения — к этому началу, он указал в нем источник и критерий объективного знания и задумал построить на нем систему истинного поведения, дающего человеку истинное высшее благо.

После Сократа термин «логос» получает преимущественно значение понятия, и в известном смысле весь аттический идеализм, развившийся из учения Сократа, характеризуется как философия понятия.

Раз человек познает сущее лишь посредством понятий, оно сообразно этим понятиям, оно определяется ими как нечто умопостигаемое: сущее есть идея, т.е. объект понятия. Таково зрение Платона.

Самые явления, поскольку они познаются нами в своих общих свойствах и отношениях, определяются понятиями; они суть то, что они суть, лишь «по приобщению» к идеям; мир есть чувственное явление, видимость идеи, ее отражение.

Мысль ничего не может познать, кроме мысли; все сущее, поскольку оно познаваемо нами, определяется как объективная мысль или идея. То, что отлично от мысли или идеи, есть совершенно непознаваемая и неопределенная материя, субстрат явлений, та среда (χώρα), которая обусловливает собою различие явлений от идей — призрачных, чувственных отражений от умопостигаемого «сущего».

Аристотель преобразовал это учение.

Для него, как и для Платона, понятие, или логос, которым определяется какая-либо вещь, есть подлинная сущность этой вещи, ее объективная форма (μορφή, έιδος=τό τι ήν είναι, τό τι έυτι); но действительная «сущность» не может быть вне того, чего она есть сущность, не может быть отвлеченной идеей, которая существует только в нашем уме.

Поэтому Аристотель не противополагает действительности заоблачный «мир идей» Платона. Истинная философия не отвлекается от действительности, не отрицает, а познает ее.

Логос есть, таким образом, не только форма, внешним образом определяющая собою вещи, но их производящая причина и вместе конечная цель, изнутри определяющая генезис вещей, их эволюцию и строение. Таким образом, весь мир представляется Аристотелю закономерным целым, проникнутым творческою мыслью.

Логосом понятием определяется все то, что познаваемо в действительности, — ее форма, ее производящая причина, ее конечная цель. Вне этой творческой мысли остается только абсолютно неопределимое начало, находящееся как бы за пределами познаваемой действительности: это — материя, отвлеченная от каких бы то ни было мыслимых форм. В системе Аристотеля мы не выходим из подобного дуализма, который отражается на всей его философии и составляет ее капитальное затруднение: взаимодействие между идеальным и материальным началом, соотношение между логосом и конкретными чувственными вещами не получает окончательного объяснения.

Стоики по-своему разрешили это затруднение, признав единство обоих начал. Они признали в логосе не только идеальное начало, определяющее собою форму или понятие вещей, их генезис и конечную цель, но также и самое материальное начало: иначе необъяснимо взаимодействие между духом и материей, формой и веществом, познающим и познаваемым.

Уже Аристотель признал, что мысль, или идея, выражающаяся в наших понятиях, не есть что-либо внешнее вещам: раз она определяет их собою, она есть их подлинная сущность, их действительность, или энергия. Стоики сделали еще один шаг: чтобы быть сущностью вещей, логос должен обнимать в себе и их материю.

Таким образом, логос есть все в философии стоиков: божество, природа, разум, стихия мира. Чувственность и разум имеют один общий источник; дух есть физическая, телесная энергия, а материальная природа — живая, одухотворенная стихия.

Как и у Аристотеля, природа изображается лествицей форм, но все эти формы наделяются более или менее грубой или тонкой телесностью: каждый логос, воплощающийся в низших формах материи, есть живое и в то же время материальное семя (λόγος σπερματικός).

Закон природы есть разумный божественный закон; естественная необходимость есть необходимость провиденциальная. Учение о логосе получает здесь впервые религиозную окраску, становится нравственно-богословским учением о промысле, в признании которого философ мирится с жизнью и судьбою.

Материалистический панлогизм стоиков скорее разрубал, чем разрешал затруднения аттической «философии понятия». Поэтому стоицизм вызвал справедливую критику как со стороны последователей прежних школ, так и со стороны материалистов (эпикурейцев) и в особенности скептиков, которые подкопали самые основания стоического пантеизма и стоической теории познания.

Отсюда был один шаг к философии веры, искавшей источника достоверного гнозиса (ведения) в откровении. В этой религиозной философии (развившейся, главным образом, в Александрии, где зап.

философские учения встречались с религиозными идеями Востока) наиболее значения имела система иудея Филона (в начале нашей эры), который пытался соединить результаты греческого умозрения с законом Моисея и откровением Ветхого Завета.

Понятие логоса, заимствованное от стоиков, но видоизмененное в интересах религиозного теизма, послужило ему к решению этой задачи.

Единому, сверхразумному Божеству, познаваемому только путем экстаза, противопоставляется вечная, бесформенная и безвидная материя, которая не может вступить в какое-либо соприкосновение с ним.

Мироздание, промышление, откровение Божества предполагает ряд посредствующих деятелей, сил и начал: в этом качестве являются Филону идеи Платона, λογοι σπερματικοί стоиков, ангелы евреев и демоны эллинов. Они представляются то как свойства — эманации самого Божества, то как отдельные от него личные посредники (ангелы), то, наконец, как физические энергии (логосы стоиков), действующие в мире и являющиеся в нем. Все эти силы (δυνάμεις) совмещаются в логосе, посредствующем между Богом и миром.

Логос Филона есть:

1. сила и разум самого Божества, Его непосредственная эманация, заключающая в себе совокупность всех других сил;
2. идея мира, заключающая в себе совокупность творческих первообразов творения (идеальный план творения);
3. творческая энергия, которая созидает собою и одушевляет мир наподобие логоса стоиков, проявляясь во всех его многообразных формах и видах;
4. наконец, для всех причастных Логосу разумных существ — посредник откровения, при чем он является иногда как личный посредник, верховный «ангел» Божий.

Филон Александрийский называет его также «первосвященником», «единородным Сыном Божиим» или «вторым богом» в отличие от первого, нерожденного Божества и от «третьего бога» — сотворенного мира, в котором он воплощается.

Как человеческая мысль есть внутреннее невысказанное слово (λόγος ενδιάθετος), отличное от высказанного (λόγος προφορικός) и вместе тождественное с ним, так и божественное Слово в одно и то же время тождественно с миром (как его умопостигаемая сущность) и отлично от него (как идея).

Точно так же определяется и отношение Логоса к единичной человеческой душе: он отличен от нее, хотя сообщает ей ее жизнь, силу, разумность и познание — и в то же время отдельные праведные души могут уподобляться ему, как бы воплощая его в себе.

Филоном заканчивается дохристианский период истории Логоса. Последующий платонизм пытался точнее обособить это начало от мира и в то же время точнее определить его отношение к Божеству. Как универсальный творческий разум, Логос является Филону высшим понятием философии и вместе ключом к пониманию открывания Ветхого Завета.

В этом смысле учение Филона в связи с другими особенностями его философии имело громадное влияние и на христианскую мысль. Филонов Логос занимает среднее место между Логосом греческой философии и глубоко отличающимся от него Логосом евангельского учения (у Иоанна Богослова).

Содержанием Логоса философов является совокупность всего мыслимого, всего познаваемого — идеальная сущность и основание мира. Логос Евангелия есть совершенное откровение Существа Божия, предвечный образ Божий. В Евангелии говорится, что Слово было от начала у Бога и к Богу, «и Бог бе Слово».

Напротив того, Логос в смысле философском есть от начала космическая потенция, предметом и содержанием которой является мир: он относится к миру (как идея мира или энергия мира). Философское учение о Логосе есть результат продолжительного и последовательного развития греческой мысли, которая постепенно пришла к такой идеалистической гипотезе.

Религиозное учение о Логосе есть результат религиозного опыта — веры в откровение, в Бога, сказывающегося в словах Христовых, веры в личность Христа как в самое слово Божие, т.е. полное воплощение и раскрытие Бога в человеке. Несмотря на это существенное отличие, между философской и богословской концепциями существует несомненный параллелизм.

Философы либо отождествляли свой Логос с Божеством, либо видели в нем эманацию Божества: некоторые из философов, полемизировавших с зародившимся христианством (Цельс, неоплатоники), подобно Филону, называли Логос «Сыном Божества». С другой стороны, и богословы видели в совершенном откровении и воплощении Божества конечную цель, а след.

и творческое начало мира («Им же вся быша»). Поэтому в развитии христианского богословия естественно встретились элементы религиозный и философский.

Литература

• Heinze, «Die Lehre vom Logos in d. gr. Philos.» (Ольденбург, 1872)
• М. Муретов, «Философия Филона Алекс. в отношении к учению Иоанна Богослова о Логосе», М., 1885;
• Dorner: «Lehre von d. Person Christi» (1845)
• «Dogmengeschichte» Harnack'a.

Использованные материалы

Источник: https://drevo-info.ru/articles/5306.html

Логос (НФЭ, 2010)

ЛОГОС (греч. λόγος – речь, слово, высказывание, понятие, основание, мера) – понятие античной философии и христианского богословия, где оно обозначает разумный принцип, управляющий миром, и Бога-Сына, второе лицо Троицы.

Как философское понятие появляется у Гераклита, хотя толкование его остается в высшей степени спорным, вплоть до отрицания за логосом какого-либо смысла, кроме общеупотребительного (слово, высказывание).

Из тех немногих фрагментов, где говорится о логосе, мы узнаем, что люди не понимают вечносущий всеобщий логос, по которому все свершается (В1, В2, В72 DK), что он служит мерой превращения стихий (В31 ДК), что логос души бесконечно глубок и сам себя увеличивает (В45, В115 DK), что, внимая логосу, надо признать все единым (В50 DK).

Можно отметить намеренную парадоксальность термина: если архаическая мифология знает повествования о богах, которые произносят творящее слово, то у Гераклита слово первичнее бога или само есть бог; античная культура ценит слово, несущее смысл, но Гераклит выбирает для обозначения высшего разума не слово-содержание (эпос, мютос, рема, лексис, онома), а «логос»: слово-форму, слово-число, слово-речь, которое, видимо, было лишено сакральных коннотаций. Слово – это то, что произносят, слышат и понимают, тогда как логоса никто не понимает и, в сущности, никто не говорит. В то же время Слово предполагает, в отличие от Разума, вещественный и субъективный субстрат. Полисемия слова, его способность менять значение в разных контекстах позволяет ему, в отличие от однозначного рационального понятия, совмещать противоположности. Можно также предположить, что термин «логос» акцентирует не столько слово с его морфологией, сколько предложение с его синтаксисом как аналог структурного расчленения бытия, с одной стороны, и организации мышления – с другой. Т.о., Слово – в сравнении с Разумом, Законом, Числом, Бытием, Алейроном, Стихией – оказывается более концентрированным выражением таких функций досократовского правящего начала (архе), как власть (одновременно безличная и божественная) меры и закона, сохранение единства и порядка во взаимопревращении стихий, вовлечение человека в процесс преображения хаоса в космос.

Близкий гераклитовским мотивам фрагмент о логосе находим у Эпихарма (В57), где говорится о том, что логос правит (κυβερνἁι) людьми и спасает их, но расчет (λογισμός) человека происходит от божьего логоса. Однако в дальнейшей истории античной философии вплоть до стоиков логос не отягощен никакой метафизической нагрузкой.

Зато фиксируется его значение как рассуждения, аргумента, дискурсивного познания. Платон определяет научное знание (эпистеме) как правдивое мнение (докса) с логическим отчетом и разъяснением («дать логос» значило по-гречески «дать отчет» – см. Phaed. 76b, Theaet. 201c-d).

Логос мыслится в этой связи как способность давать качественные различения (ср. Theaet. 208 с). В составе диалектического метода Платона (см. Rep. 534b; Soph. 253d-e; Politic. 262b-e) логос осуществляет роль инструмента различения и определения видов через дихотомическое рассечение рода (диэреза).

Для Платона характерно также сопоставление логоса и мифа как двух способов выражения истины. Аристотель чаще всегда употребляет термин «логос» в смысле «определения» или «разумности вообще». Иногда имеется в виду разумность моральная (ὀρθός см. Eth. Nic. II, 1103b; VI, 1144b), иногда – математическая пропорция (Met.

991b), иногда – силлогизм (Anal. pr. 124b18) или доказательство (Met. 990b 12–18).

Стоицизм, опираясь на Гераклита, восстанавливает онтологический смысл логоса, который понимается как мировая разумно-творческая эфирно-огненная субстанция, Зевс и судьба.

В той мере, в какой логос пронизывает каждую часть природы своей организующей силой, он описывается стоиками как множество смысловых семян (λόγοι σπερματικοί), прорастающих в мире. В логике стоики различают логос внутренний (мышление) и внешний, произнесенный (речь).

В эллинистическую эпоху понятие «логос» привлекает внимание религиозной мысли Средиземноморья, стремившейся к синкретическому соединению греческой и восточной (также знавшей концепт творящего слова Бога) традиций. Самым значительным результатом этих экспериментов было учение Филона Александрийского. Логос трактуется Филоном сразу в нескольких планах.

Вслед за стоиками он признает различение внутренней речи (λόγος ἐνδιάθετος) и внешней (προφορικός), которая одновременно равна и неравна внутренней (De vita Mos. II, 137).

Аналогичным образом Бог содержит в себе свой внутренний логос как разум и замысел мира, но также излучает логос вовне, творя и одушевляя им мир, что согласуется с образом библейского Бога, который творит мир словом. Как первая эманация Бога логос объединяет собой весь мир идей, которые служат образцами творения (De opif. 5, 20).

В сотворенном мире логос присутствует как внутренняя оживляющая сила и судьба (De mut. 23, 135). Кроме того, логос может пониматься Филоном как посредник между «первым Богом» – творцом и «третьим богом» – тварной природой. Поэтому он именуется «вторым богом», «первосвященником», «единородным Сыном Божьим».

Таким же образом логос присутствует и в индивидуальной душе, будучи ее внутренней силой и внешним руководителем-посредником, возвращающим душу к Богу. Учение Филона оказало большое воздействие на христианское богословие и, видимо, отразилось в учении Евангелия от Иоанна о Логосе.

Позднегреческая философия (средний платонизм, неопифагореизм, неоплатонизм) также развивает учение о логосе, новую версию которого мы находим, напр., у Плотина.

Логос, по Плотину, является также силой мировой Души, через которую Душа, подражая эйдосам, творит чувственный космос и управляет им (III, 8, 3).

Евангелие от Иоанна (I, 1) дает учение о логосе (Слове) как Единородном Сыне Бога-Отца, выраженное словами: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ἐν ἀρχῇ ᾖν ό λόγος, καὶ ὁ λόγος ᾖν πρὸς τὸν θεόν, καὶ θεὸς ᾖν ὁ λόγος). В Апокалипсисе (19, 13) имя «Слово Божие» (ὁ λογός τοῦ θεοῦ) носит Иисус, творящий Страшный Суд.

В отличие от логоса эллинистической философии, который был эманацией абсолюта и превращенной формой его пребывания в низших мирах, логос христианской философии, отождествленный в Евангелии со вторым лицом Троицы, Иисусом Христом, есть, во-первых, прямое присутствие Бога в мире и, во-вторых, нераздельное (хотя и неслиянное) единство с человеческой природой («И Слово стало плотию», Καὶ ό λόγος σάρξ ἐγένετο (1, 14)). В то же время философские импликации понятия «логос», накопленные античностью (логос как сила, связующая множество в единство, осмысляющая и одухотворяющая вещество, опосредующая душевное и духовное), вбираются богословской мыслью и экзегезой, получая новые толкования в зависимости от культурно-исторического контекста: напр., апологеты (Игнатий Антиохийский, Юстин Мученик, Афинагор, Татиан) ищут точки соприкосновения четвертого Евангелия с учениями Стои и среднего платонизма, александрийское богословие (Ориген, Климент) обосновывает онтологическую связь Бога и человека; Кирилл Александрийский разворачивает христологический аспект логоса; схоластика 13 в. (Бонавентура, Фома Аквинский) создает теологию Слова как обширный синтез богословских и собственно философских аспектов учения о логосе (см., напр., у Фомы концепцию личностного бытия логоса в STh. III, 2–6); немецкая мистика 13–14 вв. (Мейстер Экхарт и др.) выдвигает учение о вечном рождении логоса в душе верующего, раннее лютеранство, акцентирующее роль текста Писания и проповеди, опирается на теологию Слова в своей антикатолической полемике и диалектике веры, знания и свободы. Т.о., не только богословие, но и христианская философия постоянно обращались к этому учению, видя в нем возможность согласовать истины умозрения и Откровения.

Философия Нового времени утрачивает интерес к проблематике логоса, замещенной проблемами логики.

Последний поворот темы можно отметить лишь у Николая Кузанского: в его учении о «дискурсивном» разуме заметно присутствие неоплатонического понимания логоса; интересно также рассуждение (вовлекающее одновременно мотивы стоиков, Филона и гуманистическое понимание словесности) о связи человека с Богом через рождение в слове-Логосе как чисто человеческом умении, которое во временной последовательности раскрывает родство с Богом («О даре Отца светов», 4, 111). Но уже в немецком трансцендентализме с его заинтересованностью проблемами конкретности и историчности духа, инобытия логики, связи личностного и абсолютного, обнаруживается возвращение к философии логоса. Так, у Канта находим христологический текст, толкующий Логос Иоанна в смысле его совместимости с принципом разума и в тесной связи с чисто кантовской проблемой размежевания практического разума и религии («Религия в пределах только разума», см. в кн.: Кант. Трактаты и письма. М., 1980, с. 128–130). Фихте в «Основных чертах современной эпохи» не только подчеркивает согласованность своего «наукоучения» с Евангелием от Иоанна, но и противопоставляет христианство Иоанна, «вечную» религию Логоса и знания христианству Павла, исказившему Откровение. Для Гегеля логос тождествен одному из основных элементов его логики, понятию (см. «Предисловие ко второму изданию» в его кн.: Наука логики, т. 1. М., 1970). Логос – «разум того, что есть»; «уж менее всего должно оставлять вне науки логики логос» (там же, с. 91). Поскольку понятие в системе Гегеля есть максимальное раскрытие абсолюта как идеи в себе и для себя, т.е. идеи, преодолевшей раскол субъективного и объективного и достигшей формы свободы, то вся дальнейшая эволюция идеи через природное инобытие к конкретности абсолютного духа может рассматриваться как сверхэмпирическая история логоса (ср. также ранний гегелевский опыт экзегезы Евангелия от Иоанна в работе «Дух христианства и его судьба» и тринитарные размышления Гегеля в разделе «Абсолютная религия» в Лекциях по философии религии). Шеллинг уделяет особое внимание теме логоса в своей поздней философии (см., напр., лекции 27–28 «Философии Откровения»), для которой разумное оправдание и обоснование истин Откровения становится центральной задачей. В частности, Шеллинг находит в учении четвертого Евангелия о Логосе подтверждение своей теории мировых эпох, изображающей домировой, внутримировой и послемировой способы существования божественного абсолюта.

Понятие «логос» входит в активный словарь русской религиозной философии кон. 19 – 1-й пол. 20 в. Тональность темы задает ранний Вл. Соловьев с характерным для него «александрийским» контекстом евангельского Логоса («Чтения о богочеловечестве» и «Философские начала цельного знания»). К той или иной трактовке логоса часто прибегают философы «всеединства» (П.

А. Флоренский, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, Л.П. Карсавин). В.Ф.Эрн во введении к своему сборнику «Борьба за Логос» выдвигает неославянофильскую идеологию логизма («Логос есть лозунг»), противопоставляя эллинско-христианский логос западному рационализму. У раннего А.Ф. Лосева логос является одной из основных системных категорий (особенно в «Философии имени»).

Значимой оказывается проблема логоса – особенно в аспекте эллинского наследия – для герменевтики (см. Гадамер. Истина и метод, ч. 3, разд. 2). Хайдеггер в своих поздних работах неоднократно возвращается к попытке заново истолковать утраченный смысл греческого логоса как «собирающе-раскрывающей» силы (напр.

: «Λέγειν, λογός в греческом сущностном определении человека разумеют то отношение, на основании которого присутствующее как таковое впервые собирает себя вокруг человека и для него». – Хайдеггер М. О существе и понятии φύσις, пер. Т.В.Васильевой. М., 1995, с. 81).

В постструктурализме логос часто отождествляется с рационалистической традицией Запада.

Так, для сформулированного Деррида метода деконструкции главной целью выступает «обезвреживание» логоцентризма (практически синонимичного метафизике), суть которого видится во властном преобладании мысли над речью, а речи над «письмом» (не без влияния Хайдеггера доминирование логоцентризма понимается как результат начинающегося с Платона забвения истинного смысла бытия и логоса).

А.Л. Доброхотов

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. II, Е – М, с. 445-447.

Литература:

Муретов M.Д. Учение о логосе у Филона Александрийского и Иоанна Богослова в связи с предшествовавшим историческим развитием идеи логоса в греческой философии и иудейской теософии. М., 1885;

Муретов M.Д. Философия Филона Александрийского в отношении к учению Иоанна Богослова о Логосе. М., 1885;

Трубецкой С.Н. Учение о Логосе в его истории. – Соч. М., 1994;

Лосев А.Ф. История античной эстетики, т. I. Ранняя классика. М., 1994, с. 332–334, 338– 340; т. 5. Ранний эллинизм, с. 115–117, 120–124; т. 6. Поздний эллинизм, с. 389–396;

Ааll А. Geschichte der Logosidee in der griechischen Philosophie, Bd. 1–2. Lpz., 1896–99;

Witt R.E. The Plotinian Logos and Its Stoic basis. – «Classical Quarterly» 25, 1931, p. 195–204;

Kelber W. Die Logoslehre von Heraklit bis Origenes. Stuttg., 1958;

Boeder K. Der frühgriechische Wortgebrauch von Logos und Aletheia. – «Archiv für Begriffsgeschichte», 1959, 4, S. 82–112;

Gerken A. Theologie des Wortes bei Bonaventura. Düsseldorf, 1963;

Fruchtel E. Weltentwurf und Logos. Zur Metaphysik Plotins. Fr./M., 1970;

Bouyer L. Das Wort ist der Sohn. Einsiedeln, 1976;

Kahn С.H. The Art and Thought of Heraclitus. Cambr., 1979.

Источник: http://ponjatija.ru/node/10247